Но медвежата отстают от матерей, теряются и без вмешательства человека. Ежегодно при весенних наблюдениях за берлогами попадаются такие осиротевшие малыши или их следы. Почти каждую весну кому-нибудь из сотрудников заповедника приходится выкармливать очередного беспризорника, путь которого предопределен — клетка зоопарка. В природе у него нет шансов на выживание. Правда, приходилось слышать о поверьях эскимосских охотников, что осиротевших медвежат может «усыновить» чужая медведица. Весной 1992 года участники российско-американской экспедиции, занимавшейся мечением медведей, обездвижили и снабдили спутниковым радиоошейником самку с четырьмя медвежатами во льдах к северу от мыса Шелагского. Случаев рождения четырех детенышей до сих пор не было отмечено ни в природе, ни в зоопарках, поэтому один или двое из этих медвежат вполне могли оказаться приемышами.
Однажды специалист по белым медведям Станислав Беликов подбросил двух осиротевших малышей обездвиженной медведице, которая имела и своих двух отпрысков. Эксперимент прошел удачно. Оправившись от действия препарата, медведица облизала беспризорников, а через некоторое время стала кормить молоком всех четверых. Однако, когда сотрудники заповедника пытались повторить опыт и запустили брошенного медвежонка в чужую берлогу, ничего не вышло. Медвежонок с криками выскочил из-под снега, получив сильный укус от хозяйки берлоги, не пожелавшей заняться его воспитанием.
В любом случае, если медведица и может оказаться в роли приемной матери, то скорей всего весной, когда звери покидают берлоги. В это время медвежата еще слишком малы и легко могут привыкнуть к новой семье. Как-то раз во время мечения один из медвежат оказался в стороне от обездвиженной самки, которую обступили люди. Медвежонок потерянно топтался на месте и пронзительно ревел. Внезапно он подбежал ко мне, обнял передними лапами унт из шкуры якутской лошади и, прижавшись всем телом к лохматой белой шерсти, умиротворенно затих. Он явно чувствовал какое-то родство между мамой-медведицей и шерстяными унтами и не отпускал мою ногу до тех пор, пока я не усадил его к животу настоящей матери...
Да, Сиротку, пожалуй, уже не введешь в заблуждение любым лоскутком белой шерсти. Достигший почти годовалого возраста медвежонок прекрасно знает материнский запах. Впрочем, и Мачеха вряд ли подпустит такого большого звереныша к соскам, тем более, что ее родной Сынок настроен против Сиротки с изрядной долей враждебности... Ладно, утро вечера мудренее...
Ночь прошла на удивление спокойно. Медведи, если и подходили к балку, то вели себя аккуратно, не пытаясь оторвать ставень или взломать дверь. Я прекрасно выспался и уже успел приготовить завтрак, когда с очередной «инспекторской проверкой» заявились Клюшка и ее полуторагодовалый Шайба. Свои «спортивные» имена они получили из-за того, что головы обоих были до черноты вымазаны моржовым жиром и кровью, причем форма этих грязных пятен создавала впечатление, будто оба медведя нахлобучили на себя хоккейные шлемы. Эта парочка заявлялась к балку чуть ли не каждый день и не отличалась хорошими манерами. На этот раз они снова вели себя бесцеремонно перекусили провод радиоантенны, а затем принялись выдергивать из щелей ветошь, подоткнутую для тепла. Чертыхаясь, я выбрался наружу. Проказники пустились в бегство косолапым галопом, причем Шайба так и не выпустил из пасти длинную тряпку, которая вымпелом развевалась на ветру, хлеща медвежонка по толстому боку.
День выдался на славу. Стихал вчерашний холодный ветер, прекратился снегопад, расчистилось небо. Медведям такая погода тоже по нраву. Они повылезали из-за торосов, где вчера прятались от ветра, и разбрелись по косе, сладко зевая на ходу. Их стало немного больше: я насчитал 28 зверей в окрестностях балка.
Забравшись на вышку, я в первую очередь отыскал взглядом Сиротку. Он неприкаянно бродил по «столовой», обнюхивая снег. Сегодня он вел себя тихо, словно надорвался от вчерашней беготни и беспрерывного ора, а может, просто смирился со своей бедой... Вид у медвежонка и впрямь был какой-то надломленный, он даже не пытался грызть моржовые шкуры, пробираясь между ними без всякого интереса.
Однако Мачеха меня порадовала. Я боялся, что ночью она покинет косу, но надо отдать ей должное — медведица лежала тут же, в «столовой», рядом был и ее Сынок. Более того, когда Мачеха встала и двинулась по берегу, Сиротка сразу пошел за ней. На этот раз он не пытался умчаться куда-нибудь в торосы, а покорно косолапил вслед за Мачехой и Сынком. Их взаимоотношения явно сдвинулись с мертвой точки!..
Вся компания неторопливо прошествовала на восток от «столовой» и, преодолев чуть больше километра, добралась до останков еще одного моржа. Мачеха тщательно обследовала шкуру и скелет, но есть не стала и залегла в снег неподалеку. Сынок, немного повозившись с обломком позвоночника, на котором еще оставались съедобные кусочки, вскоре последовал примеру матери. Сиротка не стал подходить к моржатине и улегся, сохраняя дистанцию в двадцать метров.
Я продолжал наблюдать за развитием взаимоотношений Мачехи и Сиротки еще три дня, в течение которых они держались в окрестностях «столовой». Медвежонок все это время находился поблизости от Мачехи и Сынка, а если удалялся, то не выпускал их из виду. Как только они вставали и трогались с места, Сиротка тут же следовал за ними, бросая недогрызанный кусок моржатины. Медведица не пыталась отогнать его, наоборот, постоянно оглядывалась на Сиротку, иной раз поджидая его. Когда медвежонок отходил на большое расстояние, она перемещалась к нему поближе. Однако до полного «усыновления» дело не дошло. Впрочем, Сиротка и не делал попыток приблизиться к своей покровительнице вплотную, между ними постоянно сохранялась дистанция.
Однажды, когда они отдыхали неподалеку от останков одной из моржовых туш, к ним направился поджарый молодой медведь. Он только что появился на косе, был явно не прочь перекусить и интересовался исключительно моржатиной. К ней он и направился широкими шагами, высоко поднимая голову на вытянутой шее и принюхиваясь к заманчивым запахам падали. Первым его заметил Сынок, который даже привстал на задние лапы, чтобы лучше рассмотреть пришельца, а затем на всякий случай подбежал к спящей мамаше, прижавшись к ее надежному боку. Мачеха приподнялась с лежки, но появление чужака взволновало ее не слишком. Ей так сладко спалось, что она продолжала дремать уже сидя, свесив голову на передние лапы, упиравшиеся в снег. Пришелец тем более не обращал на нее внимания, его думы были устремлены к еде. Когда он был уже совсем рядом, Сиротка вскочил с лежки и отошел к Мачехе, оказавшись в какой-то паре метров от нее. Ни Мачеха, ни Сынок не прогоняли его. Я был доволен: их связь крепла на глазах, Сиротка, несомненно, доверял Мачехе больше, чем другим медведям, определенно рассчитывая на ее защиту!
Правда, когда медведица поднялась на ноги, Сиротка тут же отодвинулся на прежнюю позицию и даже принял напряженную позу — доверие еще не стало безоглядным. На отдыхе он постоянно старался занять место с подветренной стороны от Мачехи, чтобы чувствовать ее запах. Сынок тоже начал свыкаться с постоянным присутствием чужого медвежонка. Во второй день моих наблюдений он лишь однажды полез в драку, когда Сиротка оказался с наветренной стороны. Наверное, Сынка разозлил чужой запах, потому что других явных причин для этого внезапного нападения не было. Несмотря на устрашающе оскаленную пасть, он не укусил Сиротку, а мгновенно подскочившая Мачеха тут же увела Сынка в сторону. После этого происшествия я больше не замечал агрессии со стороны Сынка. Более того, несколько раз они кормились бок о бок у одной моржовой туши без всяких конфликтов.
Сиротка прекратил поиски родной семьи. Он больше не кричал, не носился из стороны в сторону. Только раз, уже на четвертый день самостоятельной жизни, лежа в «столовой» неподалеку от Мачехи, он вдруг поднял голову и тихо, с тоскливым подвыванием, заревел. В его голосе уже не звучал тот отчаянный, почти яростный зов, с которым он ошеломленно метался по косе и торосам в первые часы своего одиночества. Это был тихий плач, жалоба на жестокость судьбы. Медвежонок ревел минут десять, и все это время мне было, признаться, не по себе...
Постепенно льда в заливе, да и в открытом море, становилось все больше. Он нарастал в толщину, крепчал, и медведи уже вовсю разгуливали по его поверхности. К этому времени в «столовой» почти не осталось серьезного корма, звери лишь изредка подкрепляли силы, обгладывая шкуры и кости. Начинался сезон активной охоты. Хотя нерпы десятками отдыхали на молодом льду, никто из медведей не пытался подкрасться к ним — дело хлопотное, долгое и ненадежное. Большинство зверей залегло у трещин и пробоин в ожидании, что какая-нибудь придурковатая нерпа вынырнет отдышаться в пределах досягаемости когтистых лап, а здесь уж медведь свое не упустит. То тут, то там во льдах можно было видеть добытчиков, терпеливо лежащих на животе. Иногда медведи опускали передние лапы в воду, привстав на задних, и подолгу застывали в такой неприличной позе. Время от времени сильный устойчивый ветер отрывал ледяные поля и уносил их вместе с охотниками в открытое море. Медведей на косе становилось все меньше и меньше...
